Чужие игрушки. Часть 2 - Сергей Максимович Ермаков

Раздался голос Звягинцева:

– О чем задумались Николай Федорович?

С минуту Николай приходил в себя:

– Виктор Петрович мне все не дает покоя, то что вы приобрели эти шахматы, нашем городе.

– Почему?

– Не представляю, не могу понять, зачем Витька это сделал. Они вроде не бедствовали. И почему шахматы появились здесь, если они живут в Москве.

– Может их украли у вашего друга?

– Может. А давно это было? Когда вы купили шахматы.

– Лет пять-шесть тому назад. Точно не помню.

– А, где расположен это антикварный магазин?

– На улице авиаторов. Хотите навести справки, о том, кто сдал эти шахматы в антикварный магазин?

– Нет, просто интересно. Там, наверное, за это время, уже и продавцы поменялись.

– Да нет, не поменялись. Я от скуки туда время от времени захожу. Продавец, тоже ко мне привык, болтаем с ним по-товарищески.

– А, вы бы, для начала, взяли и спросили у вашего друга детства, что с ним стряслось. Может вопросы отпали сами собой. Я бы шахматы ему вернул, если их украли. Жалко конечно расставаться с такой вещью, но слово даю, что я вернул бы шахматы совершенно безвозмездно. Это же подарок.

– Да мы давно не встречались. Между прочим, его отец тоже воевал с моим. Может вы знаете? Никитин Александр Иванович?

– Никитин? Никитин. Что-то припоминаю. Вспомнил. Он, похоже, у нас в роте политруком был. Тесен мир. А, Никитин, что тоже жил с вами в одном городе.

– Жил. Потом его на повышение в Москву забрали. Мы тогда еще в их квартиру переехали, Александр Иванович нам с ордером на квартиру помог.

– Переехали Никитины в Москву, и естественно, они перестали поддерживать с вами связь. Так сказать, позарастали стежки-дорожки.

– Нет. Мы продолжали дружить, переписывались и в гости друг другу ездили. Ну потом… Витька в институт поступил, а я в армию загремел. Ну и… Да ладно, это не важно, В общем потеряли мы друг друга.

Звягинцев с печалью в голосе прокомментировал:

– Разбежались пути дорожки. Это жизнь. Никуда не денешься.

– Я тоже растерял друзей после госпиталя. Писать казалось неудобным. Они там воюют, а я в тылу дурака валяю. Неудобно, стыдно за себя как-то. Чувствуешь себя трусом и предателем. Уклонистом себя чувствовал. Потом, может пишешь человеку, а его уже нет, а ты жив-здоров. А вы, Николай Федорович, переписываетесь со своими армейскими друзьями?

– Да нет. Я, как то, не люблю писать письма. Да и армейские друзья как то не стремились переписываться.

Замолчали. Каждый думал о своем.

Когда уже были не далеко до конечной точки их маршрута, Звягинцев попросил остановить машину. Он вышел из «Волги» достал пузырек с таблетками, сыпанул их на ладонь и проглотил. Николай стоял рядом, закурил, пуская струйки дыма в небо. Звягинцев извиняюще произнес:

– Волнуюсь. Не поверите, Николай Федорович, так накатило. Так накатило. Как вспомню. Как вспомню.

– Он замотал головой.

Постояли. Звягинцев дернул за дверцу машины:

– Кажется, отпустило, ну поехали.

Пазл 42. Нежданная встреча

Звягинцев извиняюще произнес:

– Волнуюсь. Не поверите, Николай Федорович, так накатило. Так накатило. Как вспомню. Как вспомню.

– Он замотал головой.

Постояли. Звягинцев дернул за дверцу машины:

– Кажется, отпустило, ну поехали.

Дверь открыла мать Николая:

– Коля, приехал. Наконец-то. А, я как чувствовала, стол накрыла, жду. Ой, Коленька. Ну, заходи.

– Мам, я не один. Это Виктор Петрович Звягинцев, мой начальник, а это Боря наш водитель, А, это моя мама, Александра Ивановна.

Александра Ивановна заговорила, в соответствии с традицией:

– Проходите, проходите, гости дорогие.

– Мам, а где папа?

– На даче он, к вечеру будет. Подождешь?

– Мам, понимаешь, Виктор Петрович вместе с папой воевал. Он собственно к нему приехал.

Виктор Петрович с тревогой в глазах поинтересовался:

– Николай Федорович, а дача у вас далеко?

Николай мотнул головой:

– Да нет, почти рядом, километров семь, автобус минут тридцать-сорок идет.

Виктор Николаевич с надеждой спросил:

– Может, мы съездим за ним? Не терпится, очень увидеть хочется.

– Давайте съездим.

Звягинцев смущенно извинялся:

– Александра Ивановна, вы извините меня, я уж и не чаял Федора Петровича и живым увидеть. Не терпится увидеть. Мы с вашего разрешения съездим за ним.

– Конечно, конечно. Коленька, а вы надолго к нам?

– Видно будет мам. Пока не знаю.

Звягинцев успокаивающе проговорил:

– Не волнуйтесь Александра Ивановна, погостит Николай у вас, погостит.

Когда они вошли за калитку приусадебного участка Хромовых, отец стоял с вилами у кучи картофельной ботвы и тяжело дышал, пытаясь унять одышку. Николай подошел к нему:

– Привет пап.

Хромов старший обернулся:

– Коля! Приехал, наконец. Ну, здравствуй сынку. Здравствуй.

– Он протянул руки для объятия.

Они неуклюже расцеловались. Сзади подходил Звягинцев, за ним шагал шофер.

Отец наклонил голову:

– Да, ты не один. Ну, знакомь со своими друзьями-товарищами.

Николай отступил в сторону. Звягинцев встал по стойке смирно:

– Здравствуйте товарищ майор. Не узнаете?

– Не припоминаю. Хотя, лицо вроде знакомое. И возраст ближе к моему. Нет, не припоминаю.

– Брянский фронт, пятидесятая армия. А раньше, у Вас была отменная память Федор Петрович. Звягинцев я. Виктор.

– Витя танкист, Ну дела. Ты как здесь?

– Да, вот мы вместе с сыном вашим работаем. А, тут выяснилось неожиданно, что Николай Федорович ваш сын. Вот и приехали. Обнимемся что ли Федор Петрович?

Они обнялись, и склонясь на плечо друг друга, некоторое время стояли. Когда снова посмотрели в глаза друг другу, в глазах обоих стояли слезы. Хромов старший спохватился:

– Что же мы тут стоим. Давайте в дом. Выпьем за встречу, чтобы как у людей все было. У меня там, где-то было. Заныкал бутылочку.

Отец посмотрел на шофера:

– А, это твой сын Виктор?

– Нет, это наш шофер, но, тоже очень хороший человек.

– Пап, может, домой махнем, мы на машине, мама нас ждет.

– А, поехали. И в правду, сядем дома как люди. Витя, такая встреча. Молодец, что приехал Кто бы мог подумать.

В машине сослуживцы сели на заднее сидение:

– Товарищ майор, Федор Петрович, я так рад. Всех наших, кого знал, либо растерял, либо схоронил.

Хромов сжал руку Звягинцева:

– Да, не майор я уже Витя. Ты ведь, тоже как и я, Петрович?

– Да, Федор Петрович, я тоже Петрович. Не майор? Подполковник? Полковник или бери выше?

– Нет, Витя, лейтенант я.

– Как лейтенант? Я думал вы тогда в гору пошли, после того рейда.

– Пошел. А, потом был Брянск. Помнишь нашего батальонного комиссара?

– Эту гниду разве забудешь.

– Удружил он мне тогда. Звания и наград снова лишили. Восстановили только в пятьдесят девятом. Давай, не будем о грустном. Ты-то как?

– Да, недолго я воевал, после того как вас в полковую разведку забрали. В танке долго не живут. Не долог век танкиста. Но, и я не подкачал. В том последнем бою пять немецких танков из капонира сжег. Потом, смотрю, насели гады на наш первый взвод, рванул им на помощь, тут мне с боку в башню снаряд и влепили. Хорошо боекомплект не рванул. Потом медсанбат госпиталь, Наградили «Красным Знаменем». Восстановили в звании. Нам тогда всем, кто в рейде был награды как манна небесная посыпались. Ребята пока в медсанбате был ко мне приходили. Пацанёнка этого, что тогда не расстреляли к медали представили. Всем окруженцам простили преступления, которые они не совершали.

– А тот мальчишка которого в рейде ранили?

– Про того ничего не знаю. В госпиталь его увезли.

Я после госпиталя хотел вернуться в строй. Такой боевой опыт. И на своих танках, и на немецких повоевал. Врачи ни в какую. Не годен к строевой. У меня после контузии жуткий тремор был. Голова и правая рука дергались как у припадочного. Потом я все пытался вспомнить, как я из танка тогда выбрался. Не представляю. Это сейчас по мне не видно, а тогда огонь меня здорово попортил. Предложили перейти в интенданты. А, куда деваться – пошел. Потом тремор прошел. Я потом, уже после войны с врачами разговаривал, говорят из-за двигательной естественной терапии. Ходить пришлось много. Служил, ну, не совсем на передовой. Но, в боях поучаствовать довелось. Правда уже не танкистом, а снова в пехоте. Снова ранили. Пока в госпитале валялся, наши уже к Берлину подошли. Потом закончил Академию тыла. Дослужился до подполковника.

– Молодец Виктор Петрович.

Николай радостно сообщил:

– Ну вот и домой приехали.

Посидели за столом. Были тосты за встречу, за детей и родителей. Однополчане, извинившись, уединились в комнате Федора Петровича. За столом остались Николай, мать и шофер. Мать о чем-то в полголоса расспрашивала шофера. Николай, рассеянно рассматривая кухню. Он случайно увидел за батареей отопления кусочек старых обоев, которые были еще у Никитиных.